А посуда вперёд и вперёд
По полям, по болотам идёт.

И чайник шепнул утюгу:
"Я дальше идти не могу".

И заплакали блюдца:
"Не лучше ль вернуться?"

И зарыдало корыто:
"Увы, я разбито, разбито!"

Но блюдо сказало: "Гляди,
Кто это там позади?"

И видят: за ними из тёмного бора
Идёт-ковыляет Федора.

И они побежали лесочком,
Поскакали по пням и по кочкам.
А бедная баба одна,
И плачет, и плачет она.
Села бы баба за стол,
Да стол за ворота ушёл.
Сварила бы баба щи,
Да кастрюлю поди поищи!

Мимо курица бежала
И посуду увидала:
"Куд-куда! Куд-куда!
Вы откуда и куда?!"

И ответила посуда:
"Было нам у бабы худо,
Не любила нас она,
Била, била нас она,
Запылила, закоптила,
Загубила нас она!"

"Ко-ко-ко! Ко-ко-ко!
Жить вам было нелегко!"

А за ними вдоль забора
Скачет бабушка Федора:
"Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!
Воротитеся домой!"

Но ответило корыто:
"На Федору я сердито!"
И сказала кочерга:
"Я Федоре не слуга!"

А фарфоровые блюдца
Над Федорою смеются:
"Никогда мы, никогда
Не воротимся сюда!"

Но, как чёрная железная нога,
Побежала, поскакала кочерга.

И помчалися по улице ножи:
"Эй, держи, держи, держи, держи, держи!"

И кастрюля на бегу
Закричала утюгу:
"Я бегу, бегу, бегу,
Удержаться не могу!"

Вот и чайник за кофейником бежит,
Тараторит, тараторит, дребезжит...

Скачет сито по полям,
А корыто по лугам.

За лопатою метла
Вдоль по улице пошла.

Топоры-то, топоры
Так и сыплются с горы.
Испугалася коза,

Цвет твоего горя -
Нашей любви след.
Цвет моего горя...
Чёрным бывает свет?

Ты без меня станешь
Жить, как всегда жил.
Только чуть-чуть устанешь
От опостылой лжи.

Где-то упало небо,
Кто-то посмотрит вслед.
Ты откровенным не был
Пять миллионов лет.

Никого, ничего не бояться,
Ни о чём, никогда не просить.
И упав на колени – подняться,
Даже если не хочется жить.

Даже чувствуя боль – улыбаться,
И не видя конца, но идти.
Будет проще, наверно, расстаться,
Если видишь, что сбился с пути.

Только в этом ведь сложно признаться,
Что весь смысл заключается в ней.
Никогда, ничего не бояться,
Ни о чём никогда не жалей.
Если грустно – то грусти,
Если весело – то смейся,
Сохранить лишь не надейся,
Всё в измученной груди.

Сердце, что с тобой? То ли за поземкой
Призрачное счастье мается, зовет?
То ли под гобой голос юный, ломкий
Песню о забытом заново поет?

Как сберечь все то, что сердцу мило?
Не порвать единственную нить?
Не жалею я о том, что было,
Только о том, чему уже не быть.

Кто-то в зеркалах крестит на прощанье,
Да смеется в спину шалая весна…
Ни тоска, ни страх разочарованья,
Лишь горе-надежда на всю жизнь одна.